Как я прожил эти три недели, непонятно. Несомненно, потратил восемь жизней из девяти возможных. Только одна старушка стала на мою сторону, принося просроченные домашние заготовки и покупную дрянь из дешевого супермаркета – я раньше не понимал, как можно есть суповые наборы, где лежали только перемытые кости, а теперь именно они составляли основную часть моего небогатого рациона. Добывать еду иначе я так и не научился. Неудивительно, что на таком питании к концу третьей недели я едва держался на ногах. В кошачью мою голову приходили суицидальные мысли, но я их гнал прочь, ибо боялся еще одного перерождения, в какую-нибудь инфузорию или вообще дерево, а зная, как жители мегаполиса относятся к зеленым друзьям, лучше не думать, что я испытал бы при этом да при этом вовсе не имея возможности ни сбежать, ни ответить. Оставалось одно – выбираться из города, пока еще жив и более-менее цел.

Что и сделал. Чудом перебравшись через улицу, уйдя от трех собак и пяти машин, преодолел два квартала бегом и еще шесть в кузове старой повозки не менее древнего трактора. Наконец оказался в отдаленных, но смутно знакомых местах. Тут владелец винтажного транспорта заметил мое присутствие, остановил таратайку и вышвырнул лишний груз, явно замедлявший движение колымаги, куда подальше. Я кубарем прокатился по асфальту, шарахнулся от одних ног, других. Запутался в третьих.

– Ой, какой хорошенький, бедненький, – донесся до меня знакомый голос. Я поднял морду.

– Аля? – изумленно мявкнул я. Алина опустилась передо мной.

– Испугался, ясноглазенький? Не бойся, я тебя в обиду не дам. – Я вздохнул с облегчением, хоть одну знакомую душу встретил, которая действительно не обидит. – Совсем тебя замучили, вон какой тощий стал. Иди ко мне на ручки, я покажу, где ты жить будешь. – И, разглядев повнимательней: – Ой, а раскраска-то у тебя какая чудная. Красавец ты мой.

Аля легко взяла меня на руки, будто шарф – наверно, к этому времени, я и весил столько же, – и отправилась домой. Благо, до него оказалось совсем недалеко, минут пять ходьбы даже нынешнему мне.

Я выдохнул и на радостях замурлыкал. Аля еще сильнее обняла меня, открыла магнитным ключом дверь подъезда, поздоровалась с соседкой, покупавшей в булкомате у входа ватрушки. Обостренным своим восприятием, я почувствовал тонкий приятный запах и человечьей памятью вспомнил, что у старушки живет одна симпатичная, на мой нынешний взгляд, кисуня, которая часто выгуливается на лоджии. Не раз видел, приходя в гости к Але ее томный взгляд и необоримую скуку, холеную шерсть и… нет, это уже теперешние инстинкты заговорили. А у злопамятной бабки, что живет этажом ниже и вовсе таких скучающих целых четыре штуки. Так что перспективы мне виделись радужные. И любящая хозяйка, и свободный доступ на соседние лоджии по всей длине дома. Тем более, архитектура здания позволяла бы мне переходить по единому парапету от одной квартиры к другой без особых проблем. Масса замечательных приключений, но совсем иного плана.

– Назову тебя Гариком, – сказала Алина, отпирая дверь. – Чем-то ты похож на одного моего знакомого, который, которого… – она всхлипнула, но тут же замолчала. Я осторожно потеребил ее лапой. Она кивнула, улыбнувшись сквозь слезы. – Правда, похож. Такой же взбалмошный и нечесаный. Но ничего, я тебя приведу в порядок, станешь лучше прежнего. И будем жить вдвоем, только ты и я. Договорились?

Я мяукнул.

Когда Аля выкупала и высушила меня феном, я почувствовал, как жизнь налаживается, а когда она выдала мне рагу из холодильника, окончательно ощутил, что попал в кошачий рай. Как и предполагал изначально, едва увидев мою знакомую, ведь за Алей я как за каменной стеной. Тем более, опыт общения с мне подобными у нее был.

Через несколько дней, когда я отъелся и пришел в форму, мы отправились к ветеринару. Я ехал в переноске, довольно удобной и просторной, подремывал и вспоминал свои старые свидания с Алей. Она и раньше любила животных, да почему-то не заводила. Нет, помнится, до меня кошка у нее жила, недаром же на мне сейчас ее антиблошиный ошейник. Но я как-то не очень всегда относился к питомцам, наверное, поэтому Алина не хотела хоть чем-то портить наши отношения. А потом…

– Все, Гарик, прибыли, – прервала она ход моих мыслей. Машиной Аля, после того жуткого для нас обоих дня, не пользовалась, ездила общественным транспортом. Никак не могла решиться, хотя ее, как сама сказала, только в качестве свидетеля и привлекали. Но ей все помнилась скользкая дорога, я, выскочивший в неположенном месте, придумывающий, что и как сказать на последнем свидании. Кто ж знал, что до него нам не добраться. Я вздрогнул невольно, Алина, внимательно следившая за мной, тут же начала успокаивать.

В кабинете поставила меня в переноске на окно, а сама долго шушукалась с врачом, объясняя, что у меня не так и ей подозрительно. Я не вслушивался, увлекшись заоконном пейзажем. Потом сговаривалась об оплате. А после уже подошла ко мне. Вытащила из пластиковой коробки, посадила себе на колени, погладила.

– Знаешь, Гаричка, у меня раньше была кошка, Мусей звали. Очень добрая, ласковая. Но вот несчастье, большая любительница погулять. По дереву спрыгивала на улицу и уходила. Не домоседка, словом. А потом, незадолго до того, как я с одним хорошим человеком познакомилась, под машину попала. Я тогда так переживала, так дергалась, ведь, если б не я, она до сих пор… ну ты понимаешь меня, Гарик. И дальше так же скверно пошло. Мой Гарик, мой мужчина, тоже погиб, тоже глупо, и тоже из-за меня. Кажется, он будто почувствовал все это, даже какую-то теорию сочинил – про нехорошие числа, про обмен энергиями, но только я думала, обойдется, по-другому выйдет. А вот не получилось. Знаешь, Гарик, я очень не хочу, чтоб и с тобой что-то произошло. Поэтому я тебя больше от себя никуда не отпущу. Все у тебя будет, все, что захочешь, вот только… – она сглотнула комок, застрявший в горле. – Никуда ни к кому тебя не отпущу. Понимаешь?

Я не сразу понял. А когда сообразил, Алина уже передала мою сухонькую тушку врачу, моментально положившего на стол для обследования. Аля тепло улыбалась, глаза искрились, не то от слез, не то… вдруг мне подумалось, что она уже давно догадалась, кто находится в теле кота. Больше того, она обо всем знала, едва только глянула на пушистый клубок, ткнувшийся ей в ноги. И теперь действительно не хотела меня от себя отпускать. Никогда.

В этот момент мне что-то вкололи, я отключился.

Журналист отдела новостей газеты «По родному краю» Иван Хохряков с утра сидел в редакции, болтал по телефону с Сонечкой из книжного: интересовался, как расходятся его первая книга и почему уже вторую неделю продан только один экземпляр. На этой почве он и познакомился с симпатичной продавщицей, все это время либо захаживал в магазин, либо созванивался с ней, а вот вчера сводил Соню в кино. Как убедился Иван наутро, книга от этого лучше распродаваться не стала, но на душе все равно было приятно.

Некоторое время он посидел, грея душу в приятных воспоминаниях, и совершенно забыв о статье, которую надо сдать до семи сегодняшнего вечера, устремив взоры в окно, где, за толстыми немытыми стеклами вовсю дышала зноем августовская природа. Там, в грезах, его и встретило время обеда. Спохватившись, Хохряков метнулся к шефу и отпросился на часок-другой: сегодня ему надо было навестить редакцию журнала «Фатум» – толстого ежемесячника мистической прозы, не платившего авторам ни копейки, зато известного на весь край. Или даже дальше – раз его редакция, скрепя сердце, высылала аж два авторских экземпляра по всей территории России.